Направляясь на встречу с Владиславом МАЛЕНКО, популярным актером, режиссером, поэтом, и зная о его авторской юмористической программе «Незваный гость с…», я почему-то представляла, что и интервью у нас пройдет как-то весело. И потому я сходу решила пошутить, сказав, что у меня нет вопросов. Кстати, частично сие было правдой. Общаться с людьми, жизнь которых как на ладони, — невероятно сложно, если претендовать не на «мать учения», а где-нибудь так если и не на «отца», то хотя бы на «сестру».
Однако, Влад оказался сама суровость. Мало того, что шутить он был не настроен явно, а и с моей стороны шутки бы были плохи. Однозначно.
То и дело оставляя меня лицезреть румяную продавщицу кафе-кондитерской с романтическим названием «Волконский» в одиночестве, дабы ответить на звонки телефона, Влад все же не преминул заметить, что он бегает-бегает, а все подмечает. Вот и во мне что-то… Уж не знаю, комплимент ли это был, или наоборот?

«След» самодостаточности

— Слушай, я тут готовилась к интервью и почитала немного отзывы о «Филатов-фест». Ты уж прости, что я так сходу, но есть нарекания со стороны участников мужского пола. Некоторым показалось, что девочки-поэтессы почему-то больше нравятся жюри, чем мужчины. Что можешь сказать по этому поводу?
— Может быть, это связано с тем, что в жюри нет голубых? Так случилось… Но могли бы и быть, наверное… Веришь, нам все равно, кто перед нами — афроамериканцы или девушки? Нам это неважно. Мы смотрим исключительно на мозги. Я доверяю тем, кто составляет наше жюри. Они разбираются. Поэтому я стараюсь не лезть в их оценки со своим вкусом, своими предпочтениями. У нас все абсолютно по-чесноку.
— Наверное, для тебя не секрет, что многие известные люди, когда их имена знали лишь близкие и друзья, выдавали свои произведения под именами Пушкина и других классиков. Тот же Леонид Филатов прочел на вступительной комиссии в Щукинское училище свои стихи, выдав за чужие. Случались ли в твоей жизни подобные моменты?
— Бывало. Я писал однажды школьное сочинение про неизвестные стихи Маяковского, которые сам и придумал. Пушкин выдавал стихи западных славян за те, которые сам сочинил. И необязательно это происходило из-за того, что поэт был известен или неизвестен.
— Думаю, что в условиях всеобщей информационной доступности, да, неважно — возьмут твои произведения печатать в редакции или нет. Ты можешь опубликовать их в любой момент в сети. А к примеру в советские времена молодой Владимир Познер узнал, что его переводы английской поэзии были хороши только после того, как он подписал их именем Маршака.
— Ну Филатову, думаю, было просто интересно услышать реакцию на то, как он прочитал стихи, а не на то, кого он читал. Так как поступал не в литературный, а в театральный. А Юрий Петрович Любимов, к примеру, вообще поступал с речью Олеши на съезде партии!
— Недавно ты сказал в одном из своих интервью, что актерством больше не интересуешься, и что важным для себя считаешь сейчас больше режиссуру. С чем это связано?
— Я наверно чуть по-другому сказал. Во всяком случае не совсем помню такого. Но скорее всего это было связано с тем, что я занимаюсь сейчас организацией других дел, которые мне на данный момент больше интересны. Скоро будет 30 лет, как я играю на сцене, в кино. И моя школа, и мои педагоги, и моя импровизация никуда не исчезают. Как было во мне все это, так и есть. Просто сейчас мне уже не очень нравится идти на поводу тех указаний режиссера, которые не совпадают с моим видением персонажа. Я предпочитаю в силу своего опыта создавать свою доктрину и управлять процессом.
— Значит, случались столкновения с режиссерами, которые выдвигали неприемлемые требования. Какие именно?
— Нет, я работал с очень сильными режиссерами. Куда сильней Любимова? И я сам много придумывал, и уже тогда (это все знают) делал много своего! Предлагал! Очень много предлагал! Накидывал… Это всегда во мне жило. Может, я бы не называл эти свои инициативы режиссурой, а авторством. Наверно самое точное, если под себя подбирать тот авторский путь, когда ты сам себе режиссер, сам себе актер, сам себе автор. И в принципе, это я уже так… из любви к человечеству… собираю молодых и делаю «Филатов-фест». Я бы обошелся без этого. Мне себя хватает со своими баснями, стихами и рассказами.
— А как же обмен творческой энергией?
— Обменивался бы со своими зрителями! Выступал бы чаще, проталкивал бы себя… А мне кажется у нас литераторы в основном тянут одеяла на себя, и очень мало где молодым можно себя реализовать.

А он, мятежный, ищет, ищет…

— Ну почему? В Москве проводится много литературных фестивалей. Правда, они гораздо проще, не такого серьезного уровня и без финансовой поддержки.
— Какие это фестивали? Как правило, «галопом по европам»! И никто никого не слышит! Это как-то не скромно, на мой взгляд, — слышать только себя! Даже есть ты — именитый мэтр поэзии. Это же страшно, что огромный пласт молодых талантливых ребят не имеет возможности проявить себя. Они живут себе где-нибудь в Вологде или в Нижнем Новгороде, учатся, работают, каждый день одно и то же. И куда денется их потенциал? Они сопьются может, если им не протянуть руку помощи!
— Но вы же вряд ли оплачиваете им дорогу!
— Нет, не оплачиваем. Но находим поддержку у руководства областей, районов, где живут эти ребята. Вон к нам девушка из Бурятии прилетела — ей оплатило перелет их правительство… Возможно когда-нибудь у нас улучшатся финансовые условия. Мы же только второй год как существуем. 30-го мая приглашаю всех на финал, который состоится на сцене Содружества актеров Таганки, где, собственно говоря, Леонид Алексеевич Филатов и заканчивал свою творческую жизнь. Вы станете свидетелем атмосферы, где кипят нешуточные страсти. Сейчас, к примеру, жюри вычитывает пьесы драматургов. К тому моменту уже будет определен победитель. Придут также десять поэтов-участников…
— Влад, с фестивалем понятно. Молодцы, что делаете! А что еще есть в творческих планах?
— Я бы назвал телевизионные проекты. Но опять же, мне бы хотелось снять какую-то историю, связанную с поэзией.
— Я читала твои стихи. Заметила, что в твоей серии про четки всех месяцев года почти везде присутствует Новый год или связанные с ним атрибуты. С чем это связано? Тебе не хватает елки каждый день?
— Надо контекст смотреть. Но в основном связано с календарем, завязка на времени. Я же писал про месяца! Мне не хочется лишней мистики сейчас нагонять, что меня преследует образ Снегурочки…
— Ну как минимум это твой любимый праздник!
— Нет. Это было бы банально. Если выстроить линейку предпочтений, то на первом месте у меня праздник Пасхи, на втором — военная Пасха, то есть 9 Мая, потом уже все остальные.
— Кстати, о твоем срезе репортерской деятельности в военных горячих событиях слышала, но в интернете не нашла. Плохо искала, видимо…
— Я про это не очень хочу говорить. Слава богу, что не посекло. Вот недавно благодарил Сергея Говорухина, а заодно просил прощения у его могилы. Я с большой благодарностью к нему отношусь, чувствую даже некоторую вину перед ним.

— Часто оглядываешься назад с размышлениями, что сделано не так?
— Да очень много не так. Очень много ошибок. Но примерно набор грехов, который ходит с тобой из года в год, — один и тот же. У каждого он разный, но у всех он есть. И особенно часто подвержены ошибаться те, кто живет не по заданному кругу: утром — на работу, вечером — с работы, в выходные — на дачу, в отпуск — в Таиланд. Я каждое утро встаю и совершенно не знаю, что может со мной произойти в этот день. И каждый вечер обнуляю счетчики. Я не привыкаю ни к чему. У меня есть такое счастливое чувство внутри, что я ничего еще в жизни не сделал! И это прекрасно, потому что тогда смотришь на мир другими, пытливыми, глазами! Ты еще ничего не совершил! Ты не народный артист СССР или России, не Лауреат государственных премий, восседающий на троне, а ты путник в пыльных кроссовках, который волен идти хоть прямо, хоть вниз, хоть подниматься в гору…
— Я вспомнила, что ты играл в спектаклях «Братьях Карамазовых» по Достоевскому, в «Белой гвардии» по Булгакову… Пригодились ли те образы в твоей современной жизни?
— Любое соприкосновение с творчеством великих писателей имеет значение! Даже если ты их просто читаешь!
— Да, вот, ты в интервью рассказывал недавно, что все время находишься в состоянии борьбы. А с чем она?
— Ну нет, опять же не совсем видимо так говорил. Я скорее нахожусь в состоянии внутреннего непокоя. Я всегда неудовлетворен собой. Я себе главный враг. Но это вопрос скорее церковно-исповедальный. Я прекрасно осознаю свои грехи и борюсь с ними. И я не хочу успокаиваться, не хочу привыкать к предательски комфортному состоянию, что ты уже… мастер!.. Фломастер! И поэтому я всегда рад, когда меня окружают молодые, талантливые, зубастые люди. Мы с ними ругаемся! Они мне в открытую честно говорят, если считают, что я не прав! Молодые! Злые! И это хорошо! Когда ты сильными волками окружен, значит ты сам сильный волк.
— То есть ты клянешься никогда не почивать на лаврах?
— Не знаю… Может и подкараулит медная труба где-то… Не, ну я могу иногда взбрыкнуть! Но по крайней мере я не занимаюсь самоуничижением каким-то, просто хорошо знаю границы достоинства.

Эра Справедливости, ау!

— Скажи, а Театр поэзии и «Филатов-фест» как-то связаны?
— Абсолютно! Фест — это кузница кадров для Театра поэтов. Но у нас нет крыши. А ведь что такое театр? Это постоянные репетиции, гастроли, капустники, живая жизнь. Мы в поиске. Даем концерты в библиотеках, клубах, ресторанах, концертных залах.
— Это какие-то короткие выступления?
— Ну почему короткие? Это поэтические баталии! Мы вот недавно на Площади Маяковского выступали десять часов кряду! Сейчас вот 8-9 мая — тоже самое предстоит на Триумфальной площади! Мы часто выступаем на уличных площадках. И слава богу нам доверяет начальство города. Говорю не потому, что мы такие близкие к чиновникам, а потому что мы понимаем контекст, и позиционируем себя как созидатели. Разрушать легко, отрицать… Встал и пошел… Все вокруг подонки, а я один хороший…
— Подожди, но изначально театр содержал в себе настрой против власти. Тем более уличный театр!
— Театр был создан, потому что молодые люди выпивали вино, танцевали, и им хотелось девушек. И это было весенней мистерией. А потом в театре стали пародировать церковные каноны и истории. И обличение, свойственное древним спектаклям, оно не обязательно было направлено против власти! Против пороков общества может быть?
— То есть ты считаешь, что театр — это такая красотень безпроблемная?
— Нет, я так не сказал. Театр многогранен. Театр — это зеркало, как сказал Шекспир, которое надо держать перед природой. Но разве в этом зеркале одни сплошные недостатки? Да, есть кровавые капустники, но есть и нео-консерватизм. Ну разве Малый театр или французский театр Мольера — это сплошные разрушения? Нет, Мольер занимался высмеиванием пороков, и Шекспир, и Булгаков… Но это было многогранно! Театр — это как человек. Вот я какой? Хороший или плохой? Да разный! И не надо думать, что мы все красим в солнечный цвет! А то ты представишь сейчас, что мы такие комсомольцы, такие правильные, звездодуи… Я к тому, что нельзя все хаять огульно! Надо хотя бы любить место, где ты живешь, а не проклинать его. Мы вот бездумно проклинаем, проклинаем, а потом — оп: а откуда война-то взялась? А че там мальчики-то погибают? А взамен того, что проклинаете, что-то предложили? Ничего не предложили! Давайте уже вырастем из этого протеста подросткового!
— Да испокон веков войны были, есть и будут!
— Ну я вот в 71-м году родился тут неподалеку — на Площади Маяковского, и что-то войны не помню!
— Мы ж вроде закрыты тогда от всего мира были!
— Но Феллини-то к нам приезжал? Тарковский уезжал? Высоцкий по миру колесил? А Фестивали молодежи и студентов? Олимпиада… Не надо мыслить стереотипно! «Свобода — это когда есть границы!» — сказал Пушкин. Просто из ресторана в космос действительно не летают! И Гагарин полетел в космос не со жвачкой из «Макдональдса», а из такой как бы закрытой страны! Ты знаешь, и человек должен быть отчасти закрыт, и страна должна быть отчасти закрыта! Я может не понимаю про свободу что? Она означает вседозволенность? Меня от нее выворачивает! Я не хочу быть рабом свободы!
— Я понимаю! Сейчас же, в демократических условиях, все порознь: власть сама по себе, люди сами по себе.
— Демократическая власть — это инструмент богатого для порабощения бедного.
— Можно подумать, кто-то этого не знает!
— Ну а почему же тогда опять на это наступили? Вот Любимов говорил мне: «Я — за демократию, но только не в своем театре!». Я говорю: «Стоп, Юрий Петрович! Любой хозяин в любом доме будет как Вы! А где тогда демократия? На улице? Так там недемократичные светофоры — красный, зеленый и все. Ну так вот даем краткое резюме: значит, мы врем, чтобы заработать деньги». Демократия — это набор инструментов для прикрытия темных делишек.
— Ты за идею равенства?
— Мы не равны друг другу, изначально рождаемся разными. Но я жду Эру Справедливости, как любой мечтатель…
Некоторые сейчас на театрах выпендриваются: снимают табу с религии, со смерти, с нравственности, есть перфомансы современных художников, превращенные в пародию на святых. Этот опыт известен у человечества. Он приводил к жесткому режиму обычно. Потому что человечество будет защищать себя. Элементарно для того, чтобы оно дальше продолжалось. Мы все состоим из жесткой конструкции: желудок, сердце… Не может быть такого, что нос взял и поскакал отдельно от человека творить дела, как у Гоголя. Вот она демократия! Если так, то печень подвинет селезенку, селезенка скажет: «А я тогда вместо глаз буду смотреть!». Можно конечно сесть с ногами на стол и есть с пола. Но мне кажется должны быть какие-то правила!
Или у нас сейчас как к примеру — дома он человек, ест за столом, а в обществе творит непотребства. Или наоборот. Нельзя быть наполовину человеком. И умудрись при этом сделать созидательное талантливым! Я например, пять лет не смотрю телевизор. И всем рекомендую. Зачем есть еду поваров, которые в сто раз хуже меня готовят, которые неучи? И зачем мне смотреть телевизор, который делают люди, не читавшие Пушкина, Достоевского? Не видевшие программ Каплера, с которым я, кстати, в детстве познакомился! Зачем? Зачем мне эти туповатые и нагловатые дилетанты?
— Но была и талантливая программа «Куклы», где ты работал! А почему проект закрылся?
— Это было давно, в 90-х. Меня пригласили как актера озвучания, я что-то там придумывал. Штучный товар, который делали очень остроумно. Но недолго, год-два. Потом перешло на конвейер. Ну и вскоре перестало существовать. У всего есть свои законы. Вероятно стало скучно об одних и тех же героях показывать. Перешли на Киркорова и Пугачеву. А кого еще показывать-то? Стаса Михайлова? Лабутены? Понятно, что талантливый продюсер Шнур просто зарабатывает на наших бедных молодых людях, которые ничего не читают. Ну чего этому радоваться? Это грустно! Когда молодежь видит рядом диски Чехова, Высоцкого и Шнурова, ясно же, что они купят! Это свидетельство того как раз, что власть не занимается продвижением классики и настоящего искусства. Жены властителей слушают вторичную фигню. И все вслед за ними… Печальненько…
— У нас слава богу есть такие яркие современники, как Вера Полозкова, ты, Дмитрий Быков…
— Те, кого ты назвала, да, (я не про себя сейчас, лады?) — это художественные явления. При том, что я могу быть с ними не согласен в каких-то вещах, но в контексте литературы они несомненно войдут в вечность. Я еще могу назвать некоторые имена. Александр Антипов, Стефания Данилина, Иван Купреянов.
— То есть ты следишь за молодыми талантами еще и вне рамок фестиваля?
— А потому что от талантливого текста вибрируешь! Так что я всегда рад талантам в других людях! Я например могу быть в чем-то не согласен с Дмитрием Быковым по политическим направлениям, но как поэт — он прекрасен! Вот Захар Прилепин — молоток! Он и с левыми, и с правыми, и посередке! И талантлив очень…
Но есть художники с креном некрофилии… Это тотальное разрушение в человеке, это не творчество, это диагноз. В художнике конечно всего много намешано. Есть и конфликты, и настроения иногда кладбищенские. В природе тоже ветер то туда дует, то сюда, весна, зима, лето… Но хорошо бы, чтобы все эти перемены в творческой личности работали… ну как сказать…. на добро, на любовь, на соединение! Я уже боюсь этих слов… Покажусь банальным… Строить — долго! А подложить под дом взрывчатку — вот красота! Или сколько нужно ждать, пока ребенок родиться! Гораздо интереснее быстренько разрезать женщине живот — и вот она, картина типа гения…. Я говорю про современную тягу получить все и сейчас. Это ведет к разрушению. А вот как сделать красивое созидательным, избежав банальностей — вот задача! Потому что молодняк стремится к креативу, хочет адреналина. И естественно, их не заманишь в театр тех людей, с которых моль сыпется. НО!!! Я как-то зашел в Щукинское училище, там шел спектакль Овчинникова. Он был абсолютно про любовь, абсолютно про семидесятнико-шестидесятников таких… Полный зал! Висели на люстрах люди! Смеются! Хотя название чуть ли не «Про любовь и дружбу». Мне нравится и Театр Петра Фоменко! Они, понятно, в своем мире, но насколько они его делают привлекательным для других! Или Ирина Горбачева есть такая! Мне очень интересно за ней наблюдать!
— Не слышала…
— Она будет большущей актрисой! Пройдет пять лет — она станет хедлайнером! Мы вот с моим другом Толей Белым делаем Театр поэзии. Он работает с кинопоэзией… Я с живыми сумасшедшими… Это нам интересно! И время идет, и мы не можем работать под лейкала, все равно что-то свое придумываем. Да, это продолжение таганковской, скажем, линии поэтического театра, которые в свою очередь продолжали традиции театра Маяковского, «Синей блузы», Серебряного века. А сейчас мы предлагаем следующий этап — Третью мировую поэзию.
— Есть стремление зарабатывать на этом?
— Без этого тоже не обойтись! Кроме того, что я художник и поэт, я же орговик. И продюсер тоже. Я что-то делаю для себя и для ребят, чтобы мы не остались на улице. Естественно, надо увлечь людей, сделать обертку вкусную. Перезнакомить. Ходы сочинить. Надо предложить себя. Надо найти новую форму. И найти людей бизнеса, которым интересна поэзия. Я общаюсь и с рабочими, и с чиновниками, мультимиллиардерами, и с художниками большими и малыми… И среди них есть те, которые по-настоящему ценят поэзию. И мы обязательно пройдем по этой китайской стене между двух крайностей, не упав ни в одну сторону: ни в шоу-биз, ни в эстетскую башню из слоновой кости.
— Вообщем, о чем ни говори, а Влад Маленко все время будет о поэзии…
— Да нет же… Мы — то, что мы едим. Я вот жизнь ем, и стихи иногда рождаются. Просто нельзя же все время икру с медом ложками лопать! Надоест. Поэтому все волнами. Как верно сказал Есенин — нужно «жабу повенчать с розой». А Бродский это называл «душу сшивать с телом». Мне всегда удивлялись мои друзья, почему мне интересен был Высоцкий и Борис Гребенщиков одновременно. А мне интересен еще и Рубцов Николай, и Саша Башлачев. Мне интересен Гумилев, Мандельштам, Саша Черный. Так что я не могу сказать про себя, что я такой жесткий славянофил. Нет! Другое дело, что я — не западник! Я, видимо, — восточник…

© Юлия Руденко

Поделиться ссылкой: