Только что после некоторого перерыва распахнул свои двери снова Denis Simachёv Shop&Bar. Денис СИМАЧЕВ более известен как создатель одежды. В день открытия бара я и задала ему несколько вопросов. Он был сдержанно-флегматичен. Но окружающая обстановка говорила сама за себя: низенький столик, за которым мы расположились, находился за шторкой, над нами возвышался сливной бачок, справа от него — портрет молодого Льва Лещенко, а над Денисом — фото Мэрилин Монро. Сопоставление несопоставимых вещей может первоначально показаться хаосом, но если призадуматься, то определенная логическая цепь на основе синхронизации обязательно выстроится.

— Денис, зная твою биографию, можно предположить, что ты целенаправленно делал карьеру модельера. А на волне успеха вдруг взял и куда-то исчез. Что это? Желание поиграть в прятки с публикой?
— А почему ты считаешь, что я куда-то исчезал? Откуда такая информация? При том, что я сейчас занимаюсь дизайном больше, чем раньше.
— По крайней мере я не увидела новых коллекций ни в интернете, ни в прессе, ни у тебя на сайте. Что было после нашумевшей «квази-вечности»?
— Тогда было только начало, сразу после студенчества. И это касалось торговой марки «Денис Симачев», которая производила одежду. Сейчас же появилось еще несколько компаний под моим руководством, которые занимаются не только одеждой, а и большим количеством возможностей применения дизайна, начиная от гаджетов и заканчивая автомобилями.
— Почему заинтересовали автомобили и гаджеты? Другой же профиль?
— Начнем с того, что модельер одежды — это не моя профессия, это всего лишь то, с чего я начинал. Но по образованию я — художник, и всю жизнь занимался станковой живописью. А дизайн одежды — временная история, как мне казалось. Но случилось, что это неплохой был старт для начала моего дизайнерского воплощения. Под словом же «дизайнер» я воспринимаю все, что визуально, все, что имеет цвет, краски. Начиная от архитектуры и заканчивая автомобилями и гаджетами.
— Ты сказал, что одежда производится. Это одежда для подиума или одежда именно для одежды?
— Скажем так… Я не создавал одежду для подиума. Я делал изделия исключительно для того, чтобы они продавались, пользовались спросом и были массовыми. Поэтому сейчас происходит тоже самое, только я не делаю показы. Потому что считаю, что мир моды поменялся и по старым законам существовать в нем нельзя.
— А в чем отличие мира моды прошедшего времени и мира моды сейчас?
— В том, что сократилось расстояние между тем, кто делает моду, и кто ее потребляет. Раньше было большое количество прослоек в виде обслуживающего персонала одних и других. Интернет полностью поменял ситуацию. Все крупные бренды ушли в интернет-продажи. Коллекции шьют не четыре раза в год, а шестнадцать. Я говорю про мировую моду, а не про наших модельеров. Наши как находились в одном состоянии, так до сих пор его и держат. А я больше представляю мировую культуру, фэшн индустрию, чем нашу отечественную. Я не участвовал в наших «Неделях» и не знаю, как тут все устроено. Я больше знаю миланскую, лондонскую, берлинскую «Неделю». Сейчас там все поменялось, и поменялось и мое отношение ко всему. В данное время я разрабатываю проект, который будет заниматься именно массовой одеждой за очень маленькие деньги.
— А что в твоем понимании массовая одежда? Одинаково-серая?
— Нет, я говорю про такие бренды, как «Зара», как «H&M», про то, что не штучно, а производится в большом объеме, на весь мир, и имеет смысл для потребителя. Модная индустрия движется к отказу от высокого для больших продаж. Почему эти бренды успешны? Потому что люди перестали переплачивать деньги. И производителю выгодно стало выпускать тысячу маечек, а не сто. На тысяче нынче зарабатывают больше, чем на ста. Даже если сто маечек будет стоить по тысяче, а тысяча — по доллару.
— Когда ты понял, что ты — бренд?
— Сразу как его нарисовал. В институте уже ходил из аудитории в аудиторию как бренд. Все, что я делал, пользовалось огромным спросом. Даже очередной экзамен, что всегда было событием и для однокурсников, и для учителей.
— Потому что сдавал его креативно?
— Я его сдавал, нарушая все правила. Я его преподносил иначе. Я его сдавал так, как мне казалось должно быть. Чем сразу же вызывал сразу кучу споров и конфликтов с педагогическим составом. Было много всякого разного, но я всегда был таким человеком, который имеет свою точку зрения, и эта точка зрения выглядит неординарно. Мои работы всегда выглядели очень эффектно. Поэтому трудно было мне поставить неудовлетворительную оценку. Даже если я нарушал там все правила. И постепенно становилось понятно, что я — тот самый бренд, который может уже заниматься не сдачей экзаменов, а производством чего-либо, что будет хорошо продаваться.
— Продолжая заниматься созданием дизайна одежды или дизайна гаджетов, вот эти нарушения правил — они в чем? Сегодня, мне кажется, правила вообще исчезли из жизни. Их в принципе не осталось.
— В начале, когда я только-только стартовал, я выбрал направление мужской моды, что было не правильно. Потому что в 2000-м году мужской моды в нашей стране не существовало. На мужской моде никто не мог заработать ни копейки. Тем более на мужской моде из глянца, которая шагает с подиума. Это было не правильно. Я нарушил историю. Плюс я взял русскую тему, что в тот момент считалось позорным. Главное в моде было — не трогать Россию, а делать вид, что ты англичанин, американец, кто угодно, только не русский. И это тоже не продавалось. Считалось, что не продается. Я сделал это продаваемым. Сразу. То есть я во всех направлениях нарушаю правила. Во всех абсолютно. В этом и заключается мой дизайнерский ход. Иначе я буду похож на кого-то, и я буду вторичен, если буду копировать кого-то.
— Что тебе дало ведение программ «Модный приговор» и «Городские пижоны»?
— Ничего, кроме нервов не дало. Вообще быть ведущим программы — это очень нервная работа, занимает очень много времени. Там нет никаких дивидентов. Если ты только этим и занимаешься всю жизнь, только тогда можешь построить из этого какую-то профессию. А если ты приглашенный и еще чем-то умудряешься заниматься помимо, то это одни нервы и потерянное время. Для меня было так.
— То есть в дальнейшем нет такой цели — снова вести телевизионную программу?
— Ну может быть я и сделаю потом какое-нибудь шоу специально под себя, если увижу в нем коммерцию и легкость производства, если пойму, что не буду напрягаться.
— А коммерция — это значит легко?
— Когда ты делаешь какие-то вещи и зарабатываешь на них деньги — это коммерция. И это объясняет, зачем ты потратил столько времени на какую-то вещь. Я бы не стал делать бар, который мне не приносит денег. Потому что тогда эти хлопоты не интересны.
— То есть в тебе больше сильно желание заработать, чем накормить и одеть?
— Нет, у меня обязательное желание накормить и одеть. Но при этом обязательно заработать.
— Когда ты начал рисовать?
— Лет наверное в семь. А в восемь мне было уже точно понятно, кем я стану, когда поступил в художественную школу сразу на третий класс. Там определяли по уровню работ, а не по возрасту. И я учился в группе с огромными лбами и ни с кем не разговаривал, потому что они все говорили о другом.
— Ломоносов наоборот…
— Наверное. И за счет этого я не тусовался, а только учился. Был единственный с класса, кто с золотой медалью закончил школу. Все прокурили, пропили, протусовали, потому что были в компании. Я был без компании. И в тот момент я точно строил себе карьеру живописца, я больше ни о чем не думал. Я думал, что у меня в скором времени состоится персональная выставка, я закончу институт, вступлю в Союз художников, потом открою мастерскую. То есть я себе рисовал эдакую советскую идиллию восьмидесятых. Но когда наступили 90-е, то стало понятно, что советской схемы не будет. И я ушел с головой в коммерцию. Стал думать о том, что надо применять свои знания художника к тому, чтобы зарабатывать деньги, а не строить карьеру. Вот с того момента все пошло по-другому. Но все равно вокруг живописи.
— Но есть ведь и продаваемые художники? Такие, как Никас Сафронов?
— Наверное да. Но в моем случае… Я к живописи священно отношусь. Считаю, что если ей заниматься, то нужно больше ничем не заниматься. И по сути жить немножко в своем мире, чтобы ни от кого не зависеть и не быть ни к чему привязанным, стопроцентным свободным художником. Тогда ты будешь честным, и за свою работу что-то получать.
— Но ведь взять великих художников прошлого — они же любили общаться?
— Это я лично для себя определил. В моем случае, чтобы творить живопись, как некое сокровенное действие, нужно быть отшельником, монахом. Сидеть в подвале, беспробудно пить водку, писать картины и быть изгоем общества.
— Такого периода в твоей жизни не было?
— Немного во время обучения, под самый конец, когда я в художественно-графическом учился. Возникло у нас там панковское движение. Сидели в мастерской, танцевали, пили, рисовали, творили. Что-то продавали, что-то дарили. Но по сути это был такой детский сад! Игра в художников! Мол мы — крутые ребята, которые могут вам тут устроить… Но потом жизнь все расставила по своим местам.
— Что значит «по местам»? Сейчас опять какое-нибудь веяние начнется… И места «поменяются»!
— Я думаю, что когда-нибудь я наверно приду к своему жизненному изначально замыслу, но через некоторое время, серьезно подготовив свои труды. И уже наверно не здесь, не в России.
— Сейчас у нас «на носу» Новый год. И многие женщины и мужчины решают, в чем же его встретить? Можно озвучить рекомендации от Дениса Симачева? Что нужно одеть на предстоящий праздник?
— Профессионально я — абсолютный профан в рекомендациях. Я ничего не понимаю ни в тенденциях, ни в направлениях моды. Я могу сказать только про себя: очень важно одеваться адекватно.
— И это говорит человек, который пять минут назад рассказывал про нарушение правил?
— Да. Правила и адекватность — это разные вещи. Быть неадекватным и быть другим — это разное. Я говорю про то, чтобы быть другим, но быть адекватным. То есть четко оценивать себя и себя в обществе со стороны: насколько это уместно, насколько это гармонично, насколько это бьется твоей внутренней харизмой, насколько это ты в этой одежде. И говорить всем, что, мол, ребята, переодевайтесь в сиреневое, и это будет то, что надо, не следует. Потому что у каждого свой цвет, у каждого своя форма, у каждого свое настроение. Самое главное — поймать свое настроение, чтобы ты это настроение передавал другим через свою одежду, через взгляд, через то, как ты себя чувствуешь. То есть надо рассматривать одежду, как выражение своего внутреннего мира. Она должна обрамлять тебя и продавать, как товар, показывать тебя и раскрывать. И в этом и есть адекватность, чтобы ты поймал для себя тонкую грань и понимал: вот это тебе идет, а это нет, в этом хорошо и комфортно, а в этом нет.
— А как же мода? Соотносить себя как-то надо с тем, что модно на сегодняшний день?
— Вот в данный момент уже нет четких трендов, как раньше. Они постепенно размылись, сгладились. Уже все стили смешались. Все краски смешались. Все эпохи смешались. Все актуально. Все модно. Твоя палитра шире, чем раньше. Ты можешь пользоваться всем, чем угодно. Раньше советчики выдавали догму: следующий год надо носить сиреневое и красное, и не важно было, как ты выглядишь в сиреневом и в красном. Сейчас человек подходит к одежде осознанно с самостоятельным выбором.
— Ну а если сознание у человека таково, что хочет, чтобы им управляли? Может ему так легче — одеть то, что скажут другие?
— Мне кажется, что прелесть сегодняшнего времени в том как раз, что каждый может стать сам себе модельер, и одеваться так, как чувствует.
— Представляю себе утро Дениса Симачева, когда он еще в постели начинает размышлять, какие плавки передают сегодня его настроение и гармонируют ли они с цветом оправы его очков. Я не угадала?
— Что касается меня лично, то я уже конечно могу себе позволить вообще об этом не думать. То есть то, что я сегодня одел, даже если оно со стороны выглядит ужасным, все равно воспринимается как идеал для тех, кто на меня пристально смотрит. Поэтому я абсолютно спокоен, что с утра нацепил. Если мне удобно, и я уместен, значит я могу вести свои дела.
— Если стерлись грани, тогда почему по-прежнему на рынке остаются бренды?
— Потому что многим людям тяжело стать одноминутно стопроцентной личностью, они еще внутри себя не перестроились и живут по-старинке — с желанием оказаться за чьей-то спиной.
— Это плохо?
— Нет, не плохо. Просто сущность некоторых людей. Психология. Не все еще лидеры своей жизни. Не все еще решают, как им жить.
— Так вот я и хочу услышать лидера Дениса Симачева! В чем отправляться встречать Год Лошади по-симачевски?
— Да в любой одежде! Моя особенность — юмор. Нужно комбинировать вещи, которые странно смотрятся вместе. Но надо рисковать, шутить!

Поделиться ссылкой: