Будучи по характеру девушкой скромной, выросшей не на Пикадилли и, на всякий случай, не на Рублевке, я все же изредка догадывалась, что жизнь – есть движение, даже если у тебя полное отсутствие «бентли». А стало быть, нужно просто следить за своим внутренним флюгером и видеть направление: когда попутно – оно вроде полегче… Так я и делала… Двигалась-двигалась, так сказать, от берега бурлацкой Волги, и додвигалась до столичных золотоглавых просторов. Занесло, что называется… Вот тут-то у меня и спрашивают теперича те, кто еще там остались, но кого очень, по флюгеру, несет сюда, в Москву! Красивую, божественную, глянцевую, гламурную! Где денег, самое главное… как бы меряно-немеряно… Только вот они пролетают над тобой, легко и изящно, а схватить – не достанешь, и весь твой магнетический граунд-эффект ни черта не стоит. И флюгер в ураганной зоне тоже ни черта, обдуваемый со всех сторон ветрами, лишь крутится вокруг оси… Спрашивают: а что, нынче профессионалам без Москвы-то разве можно? Ай, действительно, говорю, никак нельзя! Профессионалам без Москвы – что худу без добра. Лично мое «добро» начиналось в 2006-м с общежития гастарбайтеров на Бабушкинской, где 14 человек в комнате и моего места в ней на «втором этаже» двухъярусной койки.
К тому времени я имела, как мне казалось, достаточный опыт интервью со звездами в городе Краснодаре, скандальные статьи в «МК» и множество всяких других «сереньких» и прескучнейших проектов в местных СМИ, за которые платили зарплату. (Вот интересная закономерность: почему, чем худшего хочет от тебя редактор, тем больше платят?)
Помню, как я всеми силами боролась с этим словом «скучно» и при всяком отсутствии поддержки все же карабкалась к «удивлять» и «внезапно». Расскажу о том, где не так примечателен был результат, сколь дорога к нему. Тем более, что у объектов предполагаемого мною «результата» в этом месяце-апреле дни рождения.

И это все о нем.

Филипп Киркоров. Краснодарский цирк. 19 мая 2004 года. День до скандала с «розовой кофточкой» в Ростове. Певец гастролировал тогда, как известно, с начинающей (и, как видим по отсутствию появления новых хитов, уже закончившей?) Стоцкой. Дай-ка, думаю, между делом, схожу — интервью возьму. Вообщем — не так, чтобы я бежала туда стремглав, «рыть землю» для какого-нибудь издания. Мне это собственно несвойственно и чуждо. Мне надо «с чувством, с толком, с расстановкой». И я никогда до конца даже не совсем уверена в том, что мне оно стопроцентно надо – это интервью.
Ну да ладно. Что-то в районе семи вечера будничной среды. Подхожу к зданию цирка, за которое только сейчас взялся Ткачев-губернатор, дабы привести его в божеский вид, а тогда оно мало чем отличалось от какого-нибудь заброшенного серенького НИИ. Ну разве что крышей круглой. Заранее полюбопытствовав на тему общения с артистом у местных администраторов, получила исчерпывающий ответ: «Разрешение может дать только администратор Киркорова перед началом выступления». Да не вопрос! Мы не гордые! Придем и без договоренностей!
И вот я, простая такая, наивная, русская девчонка, стою у служебного входа с «мыльницей» и диктофоном, веду душещипательные беседы с как из-под земли выросшими охранниками, оцепившими все входы и выходы этого круглого, с виду заброшенного, детского центра развлечений. «Не велено никого пускать!» — «Да мне бы с администратором поговорить!» — «Ничего не знаем».
Эх, думаю, сдался мне этот Бедросович! Пойду-ка я домой от греха подальше… Но, огибая здание по правому борту и фланируя мимо центральных дверей, в кои пикировали и пропадали тучные массы тел солидных краснодарцев и краснодарок с тяжелыми связками цветов различных модификаций, я все же не удержалась от соблазна попытать счастья и здесь. Ну… чтобы со спокойной душой сказать себе: «Я сделала, что могла!» -пойти забраться на кровать, включить какой-нибудь фильм по телеку и грызть семечки. Чем не мечта? Я практически была уже у цели – услышав в ответ на мое робкое желание одним глазком взглянуть хотя бы на администратора шоу шаблонно-стандартное «не положено» — я потихоньку двинулась в сторону редеющего потока дорого обилеченных поклонников творчества короля сцены. Но не тут-то, как говориться….
Одна из стоящих неподалеку пожилых гражданок города вдруг поинтересовалась у меня по поводу: а не знаю ли я часом, не нужны ли Филиппу Киркорову новые песни. Как будто бы я – лучший друг Филиппа! Пусть не Алла Борисовна и не Стоцкая на худой конец, но все же могу знать – нужны ли ему новые песни или нет. «А и почему же не нужны? – Неожиданно слышу свой голос. – Конечно, нужны! Только подойти сейчас вряд ли удастся. Лучше почтой пошлите!». Но почтой, понятно, — был мертвяковый вариант. Все равно, что сразу писать на конверте: «От Ваньки Жукова на деревню дедушке, Константину Макарычу». И я, и она это без слов понимали. И, чуяло мое сердце, что женщина пришла сюда, как и я, не особо нуждаясь в продвижении своих песен, а именно «не скуки ради». И вроде, познакомившись друг с другом, мы, наконец-таки, минут пять спустя засобирались вместе покинуть это охраняемое чудо, так и не прикоснувшись хотя бы к оставленным им следам на цементном полу. Но не тут-то…
Одна из стоящих неподалеку… была не просто грустна, а и уже открыто растирала слезы на своем, естественно, лице, молодом и привлекательном. Душа моей собеседницы-песенницы двинулась с утешениями: «Кто тебя, дитятко, обидел?». «Дитятко», жалостливо всхлипывая, поведало, насколько сильно оно любит парня по имени Филипп. А денег на концерт кумира нет! Только на цветы и хватило. Думала девушка, что пройдет вот Филиппушка здесь мимо, она ему букет и подарит, и, аки бедный художник из песни про миллион роз вернется к своей жизни серой мышки в проектной инженерии, а артиста «в ночь поезд увезет». Какими такими судьбами, по какому-такому мановению палочек невидимых фей, но вдруг подбежала к нам под аккомпанемент слез билетерша со служебного входа. «Никому, — спрашивает. – Билетик за двести рэ не нужен?». Вполне логично: как срок годности к концу – так скидочка на товар. Двести рублей девушка с букетом потянуть могла. На радостях рванула за тетенькой. И пока мы ее ждали, познакомились ближе с «песенницей». Пришлось раскрыть тайну своей профессии и цель своего пребывания. Зрители все зашли, концерт начался, а влюбленная леди с букетом запропастилась. Чтобы как-то уж разрядить обстановку и начать все же двигаться в направлении «домой», я предложила сходить проведать девчушку. «Ага, узнай и вернись скажи, что там», — послышалось мне вслед.
Красна девица шла мне навстречу, будто бы только меня и поджидала за углом. И слезы лились пуще прежнего. Не срослось у них с билетами. Или припозднилась она, или обманку запустили: не двести стоил он, а что-то больше. Не помню уже. Но факт тот, что пришлось вернуться нам с ней не солоно хлебавши.
Одна из стоящих неподалеку… аки в сценарии «Десять негритят» наоборот, мило обменивалась «душещипательными» репликами с тремя мускулистыми охранниками за стеклом чуть приоткрытых дверей, но при нашем приближении сделала резкий выпад в мою сторону, схватила за руку и потащила прямо на них. Старушка в оранжевом костюме была маленького роста и щуплого телосложения, но хватка у нее случилась цепкая. «У нас журналист, и мы все равно пройдем!» — громко крикнула она мальчикам, словно плюнула в лицо. Даже не плюнула, а харкнула! Зрелище их явно позабавило. Старушка не растерялась, мгновенно развернулась ко мне и с упреком сказала: «Ну вы же журналист! Сделайте что-нибудь!». Как в титрах фильма «Матрица» мои мысли потекли по экрану мозга, стремительно и непонятно закодировавшись какими-то буквами и знаками. Все что я успела в этот миг – разглядеть вдали за стеклом нечто огромное и оплывшее с сияющим золотым крестом на груди. Оно стояло там с кем-то еще, разговаривало и наблюдало нас. Я зачем-то упулилась в его крест и стала мимикой и жестами мигать: мол, пропустил бы старушек на концерт. И, собственно, какое там шоу Киркорова! У нас здесь разворачивалось свое, на которое уже пора было продавать билеты!
«Оно», разъяренное с виду, странным образом вдруг ринулось к дверям. Секунда, и оно ее открыло. «Ты, ты и ты! Заходите!» — рявкнуло, тыча на меня, старушку в оранжевом, которая все еще была прицеплена ко мне, по ощущениям напоминая моего сиамского близнеца, и на девицу с букетом. Старушка потащила меня вперед сразу. Будто наперед знала, что так и будет. Я, действительно образец наивности, было заикнулась, что мне ТУДА не надо, что я целовать следы пола, по которому ходил тотем по фамилии Киркоров, не собираюсь, что я на его концертах была раньше, еще в Москве, и что тут вон полно еще тех, кому ТУДА может действительно надо! Но. Старушка неумолимо неслась в двери со мной. Админ, а и даже не сомневаюсь, что это был он, сурово сверкнул своими глазищами в тон кресту. И я, ослепленная, безмолвно дала себя унести руками старушки, которая что-то шептала мне на ухо, как она, ветеран, в военное время брала препятствия, но тааакие ей и в страшном сне не снились.
Первый ряд. Куча свободных мест. Киркоров и Стоцкая на расстоянии десяти шагов. Вот оно, видимо, счастье. Наверное, я просто до него не доросла. И это выше моего разумения. Через несколько минут мимо прошествовала женщина-песенница, кивнула мне на радостях: «А нас тоже всех пустили, кто там стоял!». Через несколько минут я встала, чтобы сделать несколько снимков, и более не вернулась к старушке, бросившейся со мной на амбразуру оцепления бритоголовых тупеньких русских «иванов», за четыреста рублей (столько стоил их наемный вечер работы) выполняющих свои обязанности лучше, чем президент страны не за четыреста (иначе б у ветеранов хватало денег на билеты Киркорова).
Филипп Бедросович что-то в промежутках между «без любви твоей пропадаю я, прилетай скорей, пташечка моя», «я не Рафаэль, ну так что ж, так что же, верю я, что все же любовь поможет» и вряд ли кому запомнившихся песен плачущей все время отчего-то Стоцкой грозно бросал величественные фразы явно в никуда, так как публика вряд ли способна была углядеть в них подвох: «Это ничего, что мы сейчас в цирке, еще неизвестно кто тут клоун». Интересно было бы задать вопрос – кого же конкретно он имел в виду? Не Ирину же Ароян, которая под руку попалась на следующий день!
Итог данного мероприятия, предполагающего отдых зрителей, вообще был улетный. Это надо было действительно видеть! Когда на апофеозе завершающей песни Киркоров вошел в раж: «Ведь он придет, он придет – Валентинов день… Кольцо тебе протяну, ты его надень…», — бегал по сцене и кричал «встаем все и танцуем», солидные гости и впрямь непрочь были поплясать. Однако, как только кто-либо вставал с места, охранники, оцепляющие сцену на расстоянии пяти шагов друг от друга, тут же подходили к нему и недвусмысленно давали понять «кто в доме хозяин»: «Сел!». И человек плюхался на свою пятую точку, так и не вкусив радости танцевального искусства. И тут меня осенило! Эти ребята вели себя как Кевин Костнер в фильме «Телохранитель». О, они далеко не «тупенькие», как мне показалось вначале! Они «играли» свою работу, словно роль в кино! И соответствовали уровню Голливуда, чего не скажешь о тех, кто были от них по две разные стороны.
Выходя в фойе, я задержалась с «песенницей» у столика, где были разложены изображения Киркорова с автографами. За ним стоял сам Бедрос. После слишком скорого бега зрителей с концерта, в фойе безжалостно погас свет. Бедрос, не успевший собрать фотографии сына в чемоданчик, с легким акцентом попросил: «Включите свет, пожалуйста!». Проходящий мимо начальник «кевинов костнеров а-ля рашша», весело подмигнул нам: «Видали? Папа Киркорова календариками торгует!». И насвистывая что-то, легко пошагал дальше. Свет так и не зажегся…

И это все о ней.

Где-то через полгода, или через год, после описанного выше приехала в Краснодар с гастролями Алла Пугачева. По счастливой случайности одним из организаторов ее гастролей был Николай Иванов, с которым мы зазнакомились еще с «Сябров», порвавших концертный зал Кубанских казаков на День Святого Валентина. И вот к назначенному на афише времени я совершенно спокойно иду после работы в местной краевой «Кубань сегодня» на рынок, покупаю желтые розы и, скрываясь под зонтом от накрапывающего дождика, уверенно шагаю далее по улице Красной. Телефонный номер Коли, высветившийся на моей «моторолке», ничего плохого не предвещал. Я шагала ровно от бедра, не смотря на пакет с какими-то бумагами и фотоаппаратом, цветы и зонтик в другой руке. «Ты знаешь, меня тут заменили на…» — легко и безмятежно сообщал Николай, и я далеко не сразу перешла с намета на иноходь. Я еще по инерции немного процокала своими каблучками по брусчатке. «Аааа я вот розы уже купила… Хоть бы раньше что ли позвонил!» — протянула я разочарованно. На что Коля невозмутимо направил меня к двум новым – сменившим его – организаторам. Не помню уже как их величать, назовем их условно: Мадам А и Мистер Б. Эх, думаю, ладно, понятно, что нужна я этим двоим как собаке пятая нога, но раз Коля сказал – надо дойти все же.
Пришла я немного раньше, никто еще не толпился, попросила контролеров пригласить Мадам А. И та не замедлила появиться. Всем сразу стало понятно, что ее низенький рост в сочетании с грудным басом равняется такому энергетическому эгоизму и вампиризму, что мама не горюй! Медленно и с достоинством неся свое слегка квадратное тело, дама лет под пятьдесят оставляла за собой, похоже, разверзнутые горы. «Журналист? — буровила она меня своими крохотными глазками. – А что вы вчера про Аллочку в «Комсомольской правде» своей написали? Оболгали! Одна ложь! Ни слова правды! Вы зачем так делаете?». Тирада продолжалась и продолжалась. И все, что я ни пыталась вставить в ответ о том, что к публикациям тем не имею ровным счетом никакого отношения, у меня получалось «мяу-мяу» против ее «гав-гав». «Никаких интервью!» — изрыгнула она, притомившись, под конец и начала было разворачиваться обратно. «Ой, стойте! – попросила я. – Может, заберете розы тогда просто? Ну что я их – зря покупала?». Видимо, ей все же трудно давались повороты тела, раз она, оскорбившись, вдруг стала ором орать: «И не нужны ей ваши розы! Убирайтесь прочь!». И я испарилась. И тут же «моторолла» завибрировала, заверещала, и Коля бодро поинтересовался, как у меня дела. Мой грустный тон его не убедил. «Пройди через служебный вход и найди мою маму. Она кассир», — скомандовал он. «Николай! Какой служебный вход? Кто меня пропустит? О чем ты?» — Мои «мяу-мяу» наконец-то могли прозвучать слегка похожими на «рррр». «Да там свободно! Пройдешь! Главное на четвертый этаж поднимись и подожди там, когда билеты продадутся», — упорно настаивал он. Усталая дождем, полными руками каких-то вещей, каблуками и криком Мадам А, я поплелась к служебному входу, предполагая столкнуться нос к носу с телохранителями, подобными киркоровским. Я шла еле-еле, ожидая, что меня остановят, окликнут, хотя бы спросят, кто я и есть ли у меня пропуск. Ти-ши-на. Опускаясь в кресло темного безлюдного четвертого этажа, я готова была разреветься: «Спрашивается, зачем мне все это надо?». Сидела б себе в «Кубань сегодня» и писала статейки про новые асфальтовые покрытия города! Тоже мне, вторая Бриджит Джонс нашлась!
Я почти задремала, когда звук движения лифта возвестил о приезде Колиной мамы. Пять минут моих мурлыканий – и она, отнеся в кабинет свои вещи, повела меня за собой в лифт. Стратегия рождалась по ходу наших передвижений. «Так как ты с Мадам А уже общалась, нужно обратиться к Мистеру Б!» — решила тетя Надя. Отвернувшись к окну, когда Мадам А прошествовала ругаться ко вновь прибывшим журналистам уже из реальной «Комсомолки», я побежала догонять свою обретенную помощницу. Она с кем-то разговаривала за высоким круглым столиком кафе перед залом, где уже вовсю пела Пугачева. Заметив вышедшего из зала Мистера Б, Колина мама мне прошептала: «Вот он, иди поговори!». «Интервью? – сонно закатил глаза он. – Я за них не отвечаю. Это вон к Мадам А обращайтесь!». И ушел. Окончательно расстроенная я вернулась к столику. «Слушай, ну все же видели здесь, что ты с ним разговаривала! И контролеры у дверей тоже! Иди и скажи им, что Мистер Б разрешил тебе зайти в зал и подарить Пугачевой цветы!».
Смешно, но они меня пропустили. Более того, отправили на первый ряд, предупредив, что на сцену выходить не нужно, что Алла Борисовна спустится-де сама к зрителям. И я ждала. «Где-то там твой дом, где-то там твоя любовь, не кончается сон, твой сон хмельной, австралиец…», — пела королева эстрады. И вот настал светлый миг. Очередная песня закончена, а звезда в десяти шагах от меня. Телохранитель мигает: «Иди!». И я иду. Слегка касаюсь губами ее покрытой толстым слоем пудры щеки и говорю на ухо: «Аллочка Борисовна! Я вас так люблю! Я журналист, можно с вами побеседовать после концерта?».
Смешно, но резонанс и гул от музыки стоял такой, что Пугачева удивленно вскинула огромные ресницы вверх и осторожно, почти по слогам, произнесла: «Я вас не слы-шу!». Охранник заволновался и ринулся к нам. Естественно, я двинулась навстречу к нему. А Пугачева, вообще растерявшись от непонятной ситуации, пошла за мной под включившуюся аранжировку и стала поднимать народ. Одно движение ее руки – и зрители плотным кольцом в погасшем свете окружили ее, меня и охранника, так и не успевшего меня схватить и увести. «Не съедим мы твою Аллочку», — кричали они ему. Я же тихонько затерялась в зрительном зале и, не добравшись до интервью, хотя бы получила удовольствие от исполнения любимой мною с детства Аллы Пугачевой.
Когда-то, на практическом занятии по журналистике в Волгоградском университете, преподавательница почти такого же возраста, как и студенты, предложила принести на семинар рефераты предполагаемых интервью с кем угодно. Я написала о Пугачевой. «Об этом даже и не мечтайте!» — зевнув, сказала она, а через пару лет вышла за москвича замуж, умчалась в столицу и где-то тут затерялась на просторах семейного счастья и воспеваемой всем шоу-бизнесом любви.
«Звезда! Гори, гори, моя звезда! Гори, гори, звезда, над фонарем разбитым! Не слабей других, и не сильней, над землей взошла она твоею. Хорошо, что все в порядке с нею, что ее разбить куда трудней…»

Поделиться ссылкой: