Встреча с Петровичем (как, любя, его зовут друзья) – Владимиром Пресняковым-старшим – произошла в офисе студии звукозаписи «RusMusic Records». Легенда российского джаза и самый популярный саксофонист эстрады, любимый композитор многих «звезд», как я и думала, оказался добрейшей души человеком. А это нынче редкое сочетание – таланта и человечности. Мы были не одни, в уютной комнате находились директор Фонда творческих проектов «Наследие нации» – Мариам Алавердашвили, певец и продюсер Марк Винокуров. Они изредка вставляли какие-то реплики в теплую беседу, а в основном были внимательными слушателями…

Сегодня ты играешь джаз, и Родину нисколько не продашь

— Владимир Петрович, читаю сейчас как раз книгу Виктории Платовой, один из героев которой – саксофонист. И он все время страдает – как бы ему овладеть инструментом настолько, чтобы импровизации получались гениальными. Как у Вас складывалась любовь к инструменту? И когда впервые взяли его в руки?
— Есть еще такой хороший фильм – «Сладкий и гадкий» с Шоном Пенном. Он играет гитариста, который играет-то не плохо. Но для него непревзойденным кумиром является Джанго Рейнхардт. Аналогия похожая. То есть научиться можно всему. Но талантливо играть получится, только бог если дал. Я взялся за саксофон после того, как выучился в детской военной школе (такие существовали раньше, назывались — музыкантских воспитанников). Там учили детей игре на духовых инструментах для оркестров в армии. Меня как-то за плохое поведение или учебу, что редко случалось, не отпустили в увольнение, и я остался в школе с каким-то количеством таких же собратьев по несчастью. И вот для тех, кто в увольнение не был отпущен, всегда привозили кино. И на этот раз показывали «Серенаду солнечной долины».
— Любимый фильм моей мамы…
— Я его увидел, и не смог спать. Саксофонисты! Музыка потрясающая! Настолько меня поразили! Как и слово «джаз», звучащее необычно! Дальше наслаивались одно за одним события, как будто специально. В нашей же школе я зашел к мастеру починить свой кларнет. Вдруг увидел саксофон, который я никогда не встречал ранее. Но фильм-то я запомнил! Я спросил: «Дядь Паш, а как на нем научиться?». Он говорит: «Да тебе проще всего! Это родственные инструменты! Но этот-то поломан!». Я тогда стал просить: «Но ты ж можешь починить его? А я тебе буду приносить взамен вино!». Вино тогда стоило недорого: меньше рубля. Так, я во время своих отпусков-увольнений у родителей выпрашивал немного денег на мороженое. Сам же тратил их на вино для дяди Паши. И вот настал момент, когда он его починил. Но я все равно продолжал приносить бутылки, потому что только у него за толстыми стенами мог заниматься. Поначалу причем сам неправильно обучился. Потом один саксофонист возмутился: «Как же ты играешь?!».
— А сколько Вам лет-то было тогда?
— Да лет 11-ть – 12-ть. Джаз не приветствовался. Саксофон тоже.
— Но если сравнивать с нынешним временем, то все же тогда популярность джаза была намного выше! У Вас нет ощущения, что жанр погибает?
— Да, сейчас это не просто искусство разрешенное, но и специально учат ему в училищах, консерваториях. Многие джазмены становятся народными артистами. А во времена моей молодости – вплоть до тюрьмы же джаз запрещали! Жданов написал свою статью о космополитах, в том числе и джаз туда попал – мол, американская вражеская музыка… Были разного рода заголовки: «От саксофона до финского ножа один шаг». Дальше был знаменитый плакат «Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь». И я явственно помню его! Был изображен рабочий с крупными чертами лица, как будто топором вырубленными, обветренными. Он гневно показывал пальцем на саксофонистишку, размерами как раз с этот палец, прыщавого, который извиваясь, мерзко, видимо, играл на саксофоне. Вообщем, не приветствовалось!
— То есть, если запретить сейчас джаз, думаете, начнется его второе рождение?
— Конечно. Вот сейчас там эти женщины лихие, которые в Храме Спасителя попели… Никто их не знал. Сейчас знает весь мир! Так оно и происходит. Они добились своей цели – славы через выступление в запрещенном месте.
Поэтому если сейчас джаз запретить, могло бы такое случиться. Но на самом деле ничего не случается, а даже наоборот. Джазовые музыканты стали весьма почтенными и академическими! У всех шкиперские бородки. Женщины – слушательницы, напоминающие Веру Засулич, с чахоточными сосредоточенными лицами.
— А сами Вы ходите чаще на какие концерты? На джазовые или на эстрадные?
— Делаю это редко. Пришел вот как-то к Елене Ваенге. Она удивилась: «Вы! И ко мне?». На что я ответил: «Вообще, я хожу на концерты в основном на свои, и то не на все». И это на самом деле правда. Но на самом деле сейчас, слава богу, к нам давно уже приезжают с гастролями западные джазмены, и я знаю их творчество, и они мне нравятся, и я обязательно их посещаю.
— А кого более всего из них любите слушать?
— Это американские в основном люди. Например, братьев Брекер, один из них, к сожалению, уже умер, другой в альбоме у меня сыграл музыку.
-В чем для Вас отличие талантливой музыки от неталантливой?
— Если она меня захватит, что я не смогу более ни о чем думать. Есть такие музыканты, которые норовят удивить: просто издавать звуки какие-нибудь! Не мелодичные! Авангардные! И в живописи тоже. А есть – вот стоишь перед картиной – и не можешь уйти. И она оживает перед тобой!
— То есть талантливое – значит «живое»?
— Чувствуешь, а описать теоретически ты не можешь: чем же тебя так захватило… Вот Ваенга – она меня в одно время захватила. Причем, не эти песни «Желаю вам», а именно тонкие песни…
— «Шопен»?
— Да, «Шопен». Или «Прощание», «Сестра». Но есть и «Не плачь, девочка». В целом я познакомился с ней. И много разговаривал. Выяснил, что она в девять лет уже победила среди детей, как композитор. У нее пианистское образование. И она резко отличалась в «шансоне» от тех, у кого в припеве должно было быть слово «опа». Причем, песня может быть и о боге, и песня о братве, и о любви, но везде – «опа-на». Потом оказалось, что у нее и театральное образование. Вельяминов покойный, Петр, ее обожал как актрису. И она мастер спорта по горным лыжам…
— Разносторонняя личность…
— Ищет – ищет себя… Меня больше всего волновал вопрос – не разочаруюсь ли, когда приду на концерт. Нет, понравилась еще больше. Делает на концерте то, чего нельзя.
— То есть штампы ломает?
— Да. И в то же время есть в ней давно забытая школа. Сейчас же что? Выйдут на сцену – и видим поглаживание себя по бедрам.
— В одном из интервью Вы назвали Ваенгу заменой Алле Борисовне.
— Было такое.
— А если вдруг захочет уйти со сцены Филипп Киркоров, кто заменит его, по-Вашему?
— Пугачева – это Пугачева! А Киркоров – это отличный бизнесмен, и все. Тут даже речи не может быть о каких-то заменах.
— Но все же он держит эту планку – «короля сцены».
— Самонаименование. Есть у нас императрица Аллегрова. Есть принц серебряный Пенкин. Но Алла Борисовна одна такая. Незаменимая. Поэтому-то именно ее все пытаются превзойти.
Я сказал про Ваенгу в интервью «Комсомольской правде». Пугачева как раз объявила о своем уходе. И так все быстро стало развиваться… Правда, я пророк неважный. Но не ошибся в чем? Я сказал: «Только не дай бог Ваенге стать частью нашего шоу-бизнеса». Она, к сожалению, стала. И теперь себе не хозяйка. Стала повторяться в песнях. Поет не то, что хочет. В нашем шоу-бизнесе много соблазнов. Жила с Ваней – мужем. Сейчас же – то расстались, то не расстались… У нас с ней очень доверительные отношения были. Мы даже говорили о том, что ей ребенка пора. Она говорит: «Да, я понимаю, но вот сейчас на год вперед распределены гастроли». Так возьми и отмени, если надо! Тебе простят! Моя собственная жена родила и на третий день пошла на сцену. Есть прецеденты и Кристины Орбакайте, и Валерии…

«А сын у меня не от жены!»

— Владимир Петрович, мы беседуем накануне Первого апреля. И День рождения у Вас тут где-то рядом. Часто ли разыгрываете своих близких и друзей?
— Нет, сами Дни рождения (у нас с сыном) уже давно без розыгрышей. Володя и Никита конечно большие любители по-шутить. Но последнее время как-то повзрослели что ли. Я сам-то иногда бывает… разыгрываю… Но культурно! Без последствий каких! Над женой подшучиваю. Над друзьями. Над журналисткой одной пошутил: сказал, что записываю храпы творческих людей.
— Так это неправда была?
— Да нет, конечно. Наврал. А меня стали спрашивать сами певцы: «А я там у тебя есть?». Я отвечаю: «Есть!». «Да я же не храплю!» — «Да это тебе кажется, что не храпишь!». «А много денег с пластинки этой зарабатываешь?». Я отвечаю: «Да!». Он: «Я заплачу! Меня только убери!». А Винокура, кстати, я действительно записал, как храпел. Еще в поездке с «Самоцветами» мы в ГДР были. Как засвистит! Я потом и объявляю: «Владимир Винокур! Художественный храп!». Тогда мы не останавливались в комфортабельных отелях. По человек десять в комнатах нас размещали. И вот ложимся спать, а через минут десять слышим: «Хрррррррррр».
Жене, было, я в минуту ссоры выдал, что мой сын не от нее. Начал с того, что сейчас скажу то, что хранил от нее долго в секрете. Вот как раз, когда контраст, когда наоборот, — это всегда озадачивает.
Как на рынке идешь, к примеру. Азербайджанец виноград продает. Спрашиваешь: «Почем?». – «350 рублей». А ему таким просящим голосом говоришь: «А за 500-т отдашь?». Надо видеть его лицо в тот момент!
Так и с Леной. Сказал. Она напряглась: «Ну давай уже! Сказал «а», говори «б»!». Я говорю: «Нет! Не могу! Че-то вылетело у меня! Да это я так!». Потом говорю: «Ну ладно. Ты сядь! Сядь… Вовка не от тебя». Тоже долго думает! Помнит же, что в муках рожала! Ну и ссора погашена тут же.
Или детективы эти несчастные. Она помешана на них была. Я отучил. У нас дома этих книг горы, и Лена покупает и покупает новые! И вот я открываю последнюю страницу – смотрю, кто убийца, и на пятой странице его пишу: «Убийца Сюзюмин». Она начинает читать с наслаждением. Доходит до пятой, там крупно — разгадка всего. Она стала прятать от меня под кровать книжки. А я все равно их находил!
Сын перенял эти манеры. Однажды приехал Стинг. Любимый музыкант и у него, и у меня. В Кремле концерты. Вдруг мне звонит переводчик Стинга, как будто Стинг знает про меня и хочет сделать совместную запись. И, мол, дня через три мне перезвонят. Я достал саксофон, стал заниматься, давно, думаю, не играл. Чтоб быть в форме. А это вот Вовка так меня за переводчика запарил! Или каким-то кавказским голосом на какую-то встречу меня приглашает. Или чтоб я в 9-ть утра был где-нибудь в налоговой инспекции. Всегда меняет голос, и я не могу его угадать. И не только я один такой. Он с поляком разговаривал однажды, не зная языка. Тот только думал, что у Володи какой-то дефект речи, просто кивал головой.

«Хип-хоп» победы

— Только что Вы с Марком Винокуровым подписали документы об участии в жюри патриотического вокального конкурса «Наследие нации». Патриотизм для Вас – что?
— Я начну издалека. Последние годы с тревогой жду 9-го мая. По телевидению идут разного рода концерты в честь Дня победы. А что там видим? Святые песни, которые я с детства слушал и обожал, поют одетые в гимнастерочки девичьи группки, которые извращают мелодию, совершенно не думают что там за слова, да еще с приплясом веселым. Ребятки точно такие же…
— Души не хватает?
— Не то что не хватает! Бездушие полное! Они поют не вникая. Зачастую даже на записи в студии им никто не сказал, что мелодия правильно вот так вот, а не эдак. «Три года ты мне снилась» — я услышал, как Дима Билан запел не той мелодией. Неужели, думаю, никто не мог подсказать? Да конечно, если в студиях звукозаписи тоже сидят ребята, которые «хип-хоп», то и подсказать некому…
— Так может они считают это как проявление индивидуальности исполнения?
— Богословского? Да вы что! Ну как же можно? Там ни одной ноты нельзя менять! Это просто кощунство! Еще может первый исполнитель этой песни живой! Видит все. Как пританцовывают, делают танцевальными эти песни… А слова там какие! «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага…». Песен достаточно много. Они все замечательные. Но эти исполнения молодежи – их предвкушаешь не с радостью, а с горечью.
И потом… сам парад… смотришь… понадевают на себя музкомедийные опереточные костюмы! И стариков наших прям жалко становится! У меня отец воевал. И я помню, как в Свердловске нашем в мае все ставили во дворе столы, и кто что нес… дядя Коля, дядя Сережа… выходили в своих мундирчиках, которые без пафоса нынешнего надевали. Всплакнут немного, чокнутся, попоют песенки. Жены вокруг хозяйничают, стараются. Мой старший брат музыкант поиграет что-нибудь. Ни на одном из них не было юбилейных медалей. Только боевые. Все скромно было.
А однажды я был свидетелем, как к нам в школу пришел фронтовик один пожилой. Он так увлекся своим рассказом, как сдерживали они одну атаку, и так разволновался: «Я кричу – Сережа, давай гранату! Сережа, скорей! А смотрю – Сережа убит». И вдруг ему самому стало плохо, и он умер. То есть воочию все вспомнил. И мы ничего не понимали – что ж это такое? Уже скорая помощь, уже поздно… Это очень важное дело – празднование Дня победы. Но важное – не формально! Те, кто во главе страны стоит, они еще младше меня. Они конечно по рассказам стариков все делают. Но зачастую за этим кроется именно формализм. Они говорят о любви к старикам, о том, что их надо как-то обеспечить, последние годы их жизни. А по телевизору нет-нет да покажут, как они в хибарах живут, по колено вода в квартире, крысы бегают. Допустили, что какие-то подонки ограбили старика, который Берлин брал. Его самого избили, подожгли, он смог выбраться. Или прикуривает от «вечного огня» молодежь…
— Да, серьезной воспитательной политики в стране нет… Согласна.
— Серьезной нет! Искренней! А формально – да: «Мы помним наших ветеранов!». Наверно мы были воспитаны поправильней, когда были детьми. Книжки и фильмы были такие — настоящие! От сердца. А сейчас говорят: «Вот в атаку шли – матерились!». У Феди Бондарчука в фильмах. Я хорошо его знаю. Он друг моего сына. Но его отец делал военные фильмы: там никакого мата нет, а восприятие мощнейшее! «Судьба человека», или «Они сражались за Родину»… Там такие кадры, от которых в дрожь бросает и слезы наворачиваются. Оказывается можно обойтись без такой «правды» жизни, как у Феди. Или в сериалах делают какого-нибудь подонистого милиционера главным героем! Надо хорошие примеры приводить, чтобы подражали хорошему, а не «глухарю», который временами берет взятки, с ужимками какими-то ведет себя.
— Ну как Каменская, да?
— Да, конечно! Есть все же хорошие персонажи. В «Ментовских войнах» к примеру — простые люди, влюбляются, выпить могут, но видно, что они – защитники слабых. Ну хватит уже нам эту так называемую «правду» жизни показывать! Не сплошь же у нас грязь везде! Мы вымерли бы уже, если б одни подонки вокруг жили. Есть нормальные люди, и нужно больше про них показывать.
Вон в интернете написали — какая-то дворничиха нашла деньги и взяла их вернула: «Они мне счастья не принесут». И большинство прокомментировало: «Ну и дура!». А там много было! Тысяч сто долларов. А она просто по-христиански поступила. Как душа ей велела.
Про такие примеры надо больше писать. А не давать пособие, как покончить с собой. Они же из-за какой-то ерунды – глупенькие влюбленные девочки или мальчики – с высоток бросаются. Приносят горе своим родителям и всем окружающим.
Я всегда был фрондирующий человек, но сейчас слишком много стало того, чего бы я запрещал. Вот просто запрещал. Чтобы этого не было вообще. Пошерстил бы тот же интернет.
Сейчас вот будут показывать женщину с бородой в «Пусть говорят». Потому что это реееейтинг! Или несчастье в семье Пороховщиковых. Сразу в новостях – сенсация! Ну помолчите какое-то время хотя бы! Скоро говорящих собак начнут показывать, как в старых бродячих цирках…
— Или как в сказке Джанни Родари была страна, где правитель заставил кошек гавкать, а собак мяукать…
— Или вот показывают женщину со слоновьей болезнью. И целую передачу посвящают теме – хочет ли она родить.
Или реклама гейства! Два или три юноши борятся за любовь третьего. Как бы незаметно, а уже исподволь пропаганда пятнадцатилетним подросткам, которые это будут смотреть.
Плохое конечно всегда притягивает. А патриотизм… Меня подростки уже не будут слушать! Для них другие — авторитеты. Они видят большую армию наших молодых певцов, которые, как правило, все время вот-вот женятся на ком-то…
— Только на уровне сплетен и держатся – кто с кем… Владимир Петрович, не могу не поинтересоваться о творческих планах.
— Недавно вышел диск о Франции «Ностальжи». Поют Орбакайте, Маршал, Сюткин, Гвердцители. Марк Винокуров вот спел о Джо Дассене. Поэтесса очень хорошая – Валерия Лесовская. Сейчас у нас с ней же идет тема Италии. Три песни уже готово. Музыки-то много. Но Валерия – она не спеша сочиняет стихи… И мы что-то отсеиваем, или тема мне кажется не стоящая что ли… У меня вообще родилась мысль – называть песни крылатыми названиями, а текст и музыка – совсем другие. Ну вот например «Бона сейра сеньерина». Или там «Я – итальянец» Тото Кутуньо. Но потом решили чуть-чуть названия все же менять. Вот для Марика – она почти сочинена – «Я почти итальянец». А «Бона сейра сеньерина» — «Бона сейра Чичолина». Чичолина – это известный персонаж в Италии. Она была в парламенте, сейчас баллотируется как мэр какого-то города.
— Вдохновение – оно как-то контролируется? Как Вы его притягиваете?
-Вообще сейчас почти не вдохновляюсь. Может сегодняшний день как-то меня вдохновит… Главное – это присесть к инструменту! Чтоб не лень было. Потому что я, в сущности, очень ленивый человек. И ленивых людей очень люблю. Мой любимый поэт Губерман написал: «За что люблю я разгильдяев, ленивых духом, как тюлень, что нет меж ними негодяев и делать пакости им лень». Ленивые люди все придумали, что нас окружает! Самолеты! Стиральные машины! Пылесосы! Телевизоры с пультом! Это все из-за лени! Чтоб не делать то, не делать это! Так что я свою лень берегу, холю, лелею.
Как сочиняю в основном? Лежу, смотрю кино хорошее. Как правило, мелодраму. Если фильм мне нравится, наступает какая-то сцена расставания, к примеру, дождь льет или эротическая сцена, я выключаю звук. И появляется мелодия какая-то в голове. Я про себя ее напеваю-напеваю – и к синтезатору. Запишу первые три – четыре такта. А дальше буду думать…

Поделиться ссылкой: