Рецензия на спектакль Р. Виктюка «R&J. Ромео и Джульетта» от… J.R. Юлии Руденко.

Прочла недавно аналитическую статью Евгения Понасенкова про театр (журнал «Всегда женщина», №2, апрель 2009). Взахлеб. Что называется – зацепило. Очень многие вещи автор говорил точно, ответственно оценивая окружающую нас современную действительность в искусстве, критикуя как зрителя, так и создателей творческих проектов, потомков поколения «шариковых». И все бы ничего, но вот какое-то поверхностное панибратство проскользнуло в тоне, взятом по отношению к Роману Григорьевичу Виктюку.
На ум пришли может быть не очень корректные по отношению к неизвестному мне доселе Евгению строки Крылова, но отражающие мое возникшее сразу отношение: «Знать,… ты сильна, коль лаешь на слона?».
Захотелось как-то набросать свои полемические мысли по этому поводу, тем более, что только что посмотрела предпремьерный показ «R&J. Ромео и Джульетта» того самого Виктюка. И делаю это не потому, что являюсь женщиной (как презрительно восклицал Понасенков о большей части зрительской аудитории спектаклей Романа Григорьевича), которую возбуждают голые мужские торсы. А из любви к искусству, как ни высокопарно звучит сие…

Итак, что ж так затронуло меня за живое? Цитирую: «А сейчас еще Роман Григорьевич второй год мучает перелицованный сюжет «Ромео и Джульетты» с очень неожиданным для него решением, чтобы все роли сыграли четверо юношей с обилием танцев. Один его актер мне сказал, что там многое напоминает мою «Немецкую сагу». Конец цитаты. Очень слабо верится, что Роман Виктюк бегает по малоизвестным московским театрам в поиске творческих идей. Получается, что в подтексте слышится примерно следующее: «Я точно также работаю в театре, но амбиции свои умерил, в отличие от некоторых». Смело. Перчатка брошена. Но где дуэль? Если так уж разобраться, то абсолютно все театральные произведения похожи друг на друга. Хотя бы тем, что несколько человек, объединенные неким сюжетом, разыгрывают перед кем-либо нечто, дабы воздействовать на ум и сердце смотрящих действо. Только вот воздействие либо случается, либо нет.
Вопрос в глубине, утонченности и силе таланта создателей, догадываюсь. Виктюк, напомню, жизнь положил на то, чтобы доказать эту самую свою талантливость. Его имя уже вписано золотыми буквами в мировых гениев, которых временной отрезок человеческой памяти не спишет в утиль по сроку давности, наряду с Александром Пушкиным, Сальвадором Дали, Роденом, Анной Павловой, Мстиславом Растроповичем, Марчелло Мастрояни, Коко Шанель, Александром Солженициным, Юрием Григоровичем и другими. А вот войдет ли в эту плеяду имя Евгения Понасенкова? Навряд ли. Не потому что он хороший или плохой человек. Точно также остается неизвестным широкому зрителю имя Лилии Абаджиевой, шесть лет назад поставившей шекспировскую печальную повесть в исключительно мужском исполнении в прохановском театре «Луна». Да-да-да! Идея Виктюка с четырьмя молодыми парнями, играющими весь спектакль, не нова. Но есть! Есть в нем самом высочайший уровень мастерства, словно самая высокая планка в прыжках с шестом у спортсменов, который отличает его постановку от любой другой. Какой бы похожей она ни казалась его «коллегам» по театральному цеху.
Остановлюсь подробнее на «R&J». Не смотря на такой вот «наезд» про-гламурного московского критика-театрала, предпремьерный показ был полон зрителей. Разного пола. Кроме «старика» Гафта (как ласково назвал его Евгений), нашел время заскочить на предпремьерный «огонек» Александр Филиппенко. Еще один «старик», видимо, из числа тех, на кого, по мнению Понасенкова, Виктюк очень долго плевал. А теперь с какого-то перепуга вспомнил. Рискую скатиться на уровень примитивных пьяных разборок, но… какой-то легкий запашок неуважения к старшим чувствуется в этом замечании молодого журналиста. Ну да ладно. Итак, все собрались. И ждут зрелища. Вышел Роман Григорьевич и молвил примерно следующее. Переживал он некогда о давнишнем-предавнишнем случае гибели матросов на тонущем корабле, стоящих перед лицом смерти, но играющих Шекспира. Что заставляло их не поддаваться панике или унынию, а разыграть междусобойный спектакль? Ведь зрителей у них не было!.. Или все же был? Один? Вернее одна? Ну… Вы понимаете о ком я… О той, которая с косой… Что ж. Если спустя многие лета об этих ребятах гениально рассказал миру гениальный человек, значит они живы в наших сердцах. И в этом-то и есть сила искусства: сказать правду так умело, чтобы люди поверили в свою свободу и справедливость на земле, божественную суть вечной жизни духа наконец! Так вот поэтому все действо происходило в одних декорациях: в горизонтальных парусах и вертикальных канатах. А на обнаженные мужские торсы иногда натягивались тельняшки. Откуда же взялись на «титанике» или «курске» (как ни назови) спортивные маты? Вот как написала в одном из интервью актриса театра Людмила Погорелова: «Это будет специфический проект. Там придумано, что мальчишки в спортзале занимаются спортом и вдруг в процессе баловства начинают разыгрывать «Ромео и Джульетту». Такой оригинальный творческий прием. Не знаю, что из этого получится, но в любом случае будет очень интересно. А потом будет «Гамлет» — тоже не такой, как во МХАТе или еще где-то. У нас будет совершенно ни на что не похоже».
До Гамлета конечно еще далеко, а вот Джульетта удалась. Удалась настолько, что я сидела и ловила себя на навязчивой мысли, что никогда не видела и не увижу более эмоционального исполнения этой роли, чем у Игоря Неведрова. Видимо сказалась «школа» Любимова, которую Неведров прошел с лихвой, несмотря на свой возраст.
Безусловно, все молодые артисты на сцене прекрасно дебютировали: и Иван Ипатко (Ромео), и Алексей Литвиненко (Кормилица), и Роман Полянский (Меркуцио). Но вот Джульетта превзошла все ожидания. Этот парень был более женщина, чем можно себе представить! В своей горячечности, порывестрасти, неприкрытой чувственности. Чего стоили одни только мечущиеся охи-вздохи в ожидании возвращения Кормилицы! Такой кульминации спектакля позавидовала бы любая исполнительница этой роли, находись она в зале. Уже. Уже были моменты, когда эти «студенты» ловили себя на том, что легковесная игрушка в театр превращается в реальное вживание в роль, в естественную маску, которая даже при большом желании не снимается. Но сцена ожидания Кормилицы — окончательный переломный момент, за которым смешная игра становится реальной трагедией. И в этот момент я окончательно уверяюсь в том, что Понасенков был не прав, обвиняя Виктюка в использовании своего «замечательного» знания психологии «примитивного уровня сознания». Да, почерк Романа Григорьевича узнаваем из одного спектакля в другой. Так, это, извините, сложившийся стиль. Но примитивизм? Увольте! Точно так же тогда можно назвать примитивизмом использование прозрачных тканей в высокой моде. А что? Разве не играют таким образом знаменитые кутюрье на низменных инстинктах респектабельной публики?
«Только вот нельзя вечно сидеть на одной и той же отмычке: постепенно и зритель зазубрил все его одинаковые проходки и прыжки, и гастроли западных театров стали привычным явлением, и все цветастые пиджаки слились в один,» — пишет небезызвестный Понасенков. Да, «R&J» в своих «проходках и прыжках» абсолютно идентичен предыдущим постановкам Виктюка. И даже прием с авторитетной крикливостью американских «newspaper» слишком напомнил мне сцену из более раннего его спектакля «Нездешний сад. Рудольф Нуриев». Пардон, но как же быть тогда с «лидом» статьи Понасенкова, где он, имея в виду себя хорошего, приводит слова о том, что «режиссер всю жизнь репетирует один и тот же спектакль»?
Неувязочка какая-то выходит, право слово. Если кто-то не дотягивает до внутреннего своего понимания высокого искусства, не может прочесть закодированную космическую информацию мирового разума, спрятанную за «проходками и прыжками» или же в практически одинаковых и друг на друга похожих картинах Рериха, — так это показывает лишь уровень развития этого отдельно взятого человека. Не более. Кстати, мне очень глянулась игра слов в эпизоде с газетами, который ну очень напомнил внешне стебовую «политинформацию» «Прожектора Пэрис Хилтон». В самый разгар наколенной динамики развития действия ребята, стоя за партами, начинают, акцентированно выкрикивая, отрывисто зачитывать мудрые мысли. Абсолютно несвязанные друг с другом, непонятно зачем вставленные сюда. Внимание негибкого сознания зрителя привлечено. Он начинает думать. И не о чем-нибудь «примитивненьком», а о современной политике, о взаимоотношениях народа и власти.
Или вот откуда и почему в спектакле Театра Романа Виктюка взялись ленкомовские интонации? Вопрос! Зачем Виктюку было вводить в шекспировскую пьесу музыкальные мотивы Алексея Рыбникова из «Юноны и Авось»? А они были! Трагический звон колоколов из сцены гибели Рязанова на корабле! И это на протяжении всей почти трехчасовой постановки! «Никогда не спрашивай по ком звонит колокол»? А тоскливая ковбойская песенка одиночества Кармен Макрай, которая также лейттемой проходит через всю пьесу? Предполагаю, такое феноменальное скрещение разных музыкальных культур объединено тревогой и озабоченностью создателя о сегодняшней обстановке в стране. Виктюк словно говорит нам: «Господа, мы все — на этом тонущем корабле. Единственное наше спасение – искусство».
Конечно, прецеденты такого политически важного переложения светлой повести Шекспира случались и ранее. Взять хотя бы версию француза Анжелена Прельжокажа. Свою постановку одноименного балета Прокофьева он представил как подавление любого свободного проявления личности в тоталитарном государстве, где элита в виде правящей семьи Джульетты была огорожена от мира колючей проволокой от прочего дурного населения — в данном случае: семьи Ромео.
Еще одной отличной оценкой за спектакль российского театрального мэтра стало то, что зрители расходиться не спешили, хотя отсидели в зале без антракта. Все апплодировали, дарили цветы, общались. Доподлинно знаю, что многие из них посещают Театр Виктюка с завидным постоянством. Театр для них — словно воздух, исчезни который — и задохнемся. Очень точно такую особенность подметила Наталья Крымова, известный театральный критик: «В каком-то смысле театр — тоже явление природы, то, чем мы дышим и питаемся. Только создается он не сам по себе, а человеческим усилием, и для меня самое интересное и всегда новое в нем — это усилие. Напряженной работой души, разума и рук Человек-творец создает на подмостках некое подобие зеркала, чтобы внимательнее рассмотреть самого себя и окружающий нас огромный беспокойный мир».

Поделиться ссылкой: